Сергей Хамзин | Очерки'О О жизни, о еде, о друзьях и путешествиях.

ONLINE-РОМАН «ЗАНИМАТЕЛЬНАЯ ЖУРНАЛИСТИКА». ГЛАВА 1. «ТВОРЧЕСТВО РОДОМ ИЗ ДЕТСТВА»

Мне писать (ударение на втором слоге, пожалуйста!) хотелось всегда. Даже в том замечательном возрасте, когда под стол ходят пешком и не знают ни одной буквы не только латинского, но и русского алфавита, я зачарованно смотрел на воспитательницу в детском саду.  И смотрел не только потому, что мне нравились ее пышные формы. Меня больше завораживало то, как она во время обеденного сна со скучным видом писала планы занятий в тетрадь. Я на нее глядел, затаив дыхание. Какой там сон? Всё внимание было сосредоточено на ручке, которая плавно выводила на бумаге слова. Правда, тогда я не понимал, от чего такая печаль в глазах воспитательницы. Не мог же я предположить, что когда пишешь эти ненавистные планы каждый день, они уже совсем не приносят радость.
Мальчишки-соседи моего возраста предпочитали, вернувшиь из детского сада и вооружившись самодельными пистолетами, играть "в войнушку"  во дворе. А я от "службы во дворе" старался при любой возможности "откосить". Мне больше по душе было другое занятие. Я брал чистую тетрадку, выпрашивал у любимой тёти шариковую ручку и... сам начинал писать.  Учитывая, что ни читать, ни писать я тогда не умел (мне-то было не более 5 лет), я просто старательно заполнял страницы тетради "волнами". И мне казалось, что в тот момент я был самым счастливым писателем на земле.
Тетрадей на это увлекательное занятие уходило много, из-за чего приходилось выслушивать много нелицеприятного от мамы. Но и она не могла загасить огонь творчества, лишь очень скоро  придумала способ экономии: тетрадки мне стали покупать не по 3 коп. с 18 листами, а по 2 коп. с 12 листами, зато с промокашками. Но и на том спасибо!
В подготовительной группе детского сада, когда я уже научился читать, зуд писательства стал настолько сильным, что я не мог удержаться "от творчества" и в группе. Я выпрашивал у воспитательницы несколько чистых листов формата А4 (страшный дефецит в советское время!), сгибал их пополам и у меня получалась этакая книжка. На титульном листе я старательно выводил "Сережа Хамзин. Рассказы", а внутри записывал огромными печатными буквами всякие бесвязные (это я сейчас понимаю!) предложения.
Увы, желающих читать мои гениальных творения было немного: воспитательница ругала за то, что я перевожу бумагу,  одногруппники по детскому саду многие еще не умели читать и к моим рассказам  были равнодушны. Лишь родня тётя, когда-то в детстве читавшая стихи в крайкоме партии самому первому секретарю Алексею Климентьевичу Черному и понимавшая, что такое "муки творчества", тяжко вздохнув (наверное, вспоминала нелегкую долю всех талантливых, как я, писателей), иногда просматривала мои записи. Я хорошо помню, что один из моих рассказов назывался "Почему билет в трамвае стоит 3 копейки, а в автобусе 6 копеек". В нём я "по полочкам" разложил причину разницы цен в билетах. Логика была "железной": трамвай передвигается по рельсам и "куда хочет" уехать не может, а автобус - "птица вольная", вот и стоит дороже в нём проезд. С таким выводом уж точно не поспоришь!
В школе у меня тяга к писательству не пропала, но изменился жанр, в котором я стал сочинять. Так как именно тогда я на всю жизнь влюбился в театр и в кинематограф (даже занимался в театральной студии, но эта уже другая история, которую я расскажу в главе "Занимательные театр и кино"), я всё больше стал сочинять пьесы и киносценарии. Да-да, я тщательно продумывал характеры героев и с воодушевлением расписывал их диалоги. При этом удивлялся - зачем кто-то пишет повести и романы? Ведь в пьесах не нужно расписывать как шумит лес или как, к примеру, солнце заходит за тучи. Одни диалоги - и всё!
По жанру мои произведения были или историческими, или приключенческими. Понятно, что сегодня читая некоторые сохранившиеся образцы своего творчества, не могу удержаться от смеха. Но тогда для меня они казались гениальными.  Но опять же мое окружение не проявляло никакого интереса к моему творчеству. Лишь одна одноклассница (почему-то к 7-му классу тоже уже имевшая пышные формы, как и моя любимая воспитательница в детском саду), томно вздыхая и пряча взгляд, неуверенно просила что-нибудь почитать "из моего". Я высокомерно поглядывал на нее и все-таки давал возможность быть первым читателем моих "нетленок".
Моими любимыми книгами в то время были мемуары и дневники писателей, их переписка с женами и любовницами. Мне очень хотелось побольше узнать о внутреннем мире таких, как я - желающих писать.
Представьте себе такую картину. Мне 10 лет. В самом большом книжном магазине Хабаровска я увидел в продаже два тома переписки Митченко с Маяковским. Кто такой Митченко я и до сих пор не знаю, но фамилия "Маяковский" на меня действовала магически. Значит, в этой переписке Владимир Владимирович (не наш, а еще тот!)  мог рассказать о том, как он писал? Два тома переписки стоили немалые по тем временам деньги - около 3 руб. У меня всегда была съэкономленная на школьных обедах и мороженом мелочь, и я решил купить эти два тома.  Но продавец книжного магазина отказалась мне их продавать! "Мальчик, - нравоучительно сказала она мне, - это книги не для детей! Приведи родителей, пусть они и покупают!". Можете себе представить, как мне пришлось уговаривать маму купить этот двутомник и доказывать, что без переписки Митченко и Маяковского я, 10-летний пацан,  прожить ну никак не могу! И что? Мое красноречие помогло и книги мне купили!  Но каким же было мое разочарование, когда вся эта переписка была посвящена тому, каким должна быть пролетарская литература. В общем, тоска полная..
В подростковом возрасте я вдруг увлекся выпуском газеты. Понятное дело, что в моем распоряжении не было даже печатной машинки, не говоря уже о возможностях типографии. Но зато была волшебная по темвременам копировальная бумага! Я брал стопку тетрадных листов, покладывал "копирку" и... сочинял статьи и заметки. Сначала действительно сочинял, а потом стал описывать происходящее в нашем дворе. Сыграли с мальчишками в футбол - заметка! Приехала во двор машина собирать металлолом и макулатуру - статья! Напился опять сосед дядя Толя - фельетон! Увы, моя дворовая журналисткая карьера быстро закончилась. Читать-то мои творения соседи любили (я раздавал "газеты" бесплатно), но только тогда, когда это не касалось их. Именно тогда я понял, что если хочешь испортить отношения с окружающими - пиши и говори  правду. Газету пришлось закрыть, но без творческой работы не остался - запустил дворовое радио. Но это уже другая история, которую расскажу в главе "Занимательное радиовещание".
Увы, школа, в которой я учился, точно соответствовала своему названию - была средней. Для развития моих писательских талантов никаких условий не было. Это я пишу не в упрек любимым учителям, просто время было такое: все дети должны были быть одинаковыми. Более того - до 8-го класса литературу у нас преподавал... военрук! Представляете какие у меня с ним были конфликты! Я тогда был явно более начитан, чем он, а какой учитель потерпит это? Вот и занижал мне он безжалостно оценки, выше четверки у меня никогда не выходило. А как он злился, когда я на уроках легко цитировал стихи "не по программе". Было у меня такое хобби - заучивал стихи Твардовского, Софронова, Рубцова, Васильева. Особенно мне нравилось сихотворение Василия Федорова с такими словами:
Мужики с недоброй шуточкой
Свой дневной вершили суд.
Шла и знала:
Ночью Любочкой,
Утром Любкой назовут...

Тогда же стал и сам писать стихи. Правда, больше предпочитал их сразу перекладывать на музыку. А что? Брал популярную песню - нашу или зарубежную, и на ее мелодию писал свои слова. До сих пор у меня осталась тетрадка с гордой надписью на титульном листе: "Песни. Музыка Дитера Болена. Стихи Сергея Хамзина". Потом даже сам стал эти песни исполнять, но это уже другая история, о которой я расскажу в главе "Занимательная эстрада"...
И все-таки наступил праздник и на моей улице - в старших классах литературу нам стала преподавать замечательный педагог Юлия Георгиевна Кожина. Кто помнит советскую эпоху, то поймет ее новаторство: она приносила нам пластинки с песнями Окуджавы, Высоцкого, Розенбаума. Мы их слушали, разбирали по строчкам. А как она рассказывала о творчестве Тургенева, Толстого, Достоевского! Юлия Георгиевна "подавала" нам этих писателей не  "заржавевшими" классиками, а как живых людей, у которых тоже были свои человеческие слабости. До сих пор помню свой литературный шок от прочитанного романа "Преступление и наказание". Не думал я, что классику можно читать не отрываясь! Она же научила меня более трепетно относиться к русскому языку, уметь более полно использовать синонимы в текстах, преобразовывать  деепричастные обороты в более простые предложения, не увлекаться прилагательными...

Продолжение следует